Ненавижу Хельсинки!!!
И ненавижу Пензу, из которой так стараются уехать лучшие люди!!!
зато люблю Витю.
А Витя любит Хельсинки, свою новую работу и зарплату, которую ему платят... Меня он тоже любит, но, очевидно, меньше...
тем более, что я сама его отпустила туда.
Да не туда! В питер, на две недели, на практику! какого он нашел себе работу в этой разнесчастной Финляндии?
двое через сутки. по праздникам и выходным. без отпуска. два года...
А я ждала его две недели, и думала, что это - предел... я ж повешусь!!! здесь, одна, без сестры, парня и лучшей подруги... А за окном идет дождь и сосед-гопник...
вот они-то как раз мне и не нужны. но они есть. и рядом с ними я кажусь себе пиком эволюции и вершиной мироздания, а не нелепой глупенькой неформалкой с подростковыми загонами...
как вы думаете, это пройдет? мне уже восемнадцать, у меня синие волосы и готическое мировоззрение, а я не могу справится с такими пустяками...
пора валить отсюда. это предел.
P.S.:
Было странно и смешно смотреть на этот глупый, но беспощадный мир как будто с высоты птичьего полета, откуда все кажется таким наивным и нестрашным. И как-то необычно было при этом ощущать, что ты стоишь здесь, на этой грешной Земле, которую видишь откуда-то сверху, или даже сбоку, вглядываясь в вереницы людей сквозь толстую стену из стекла. За стеной лил дождь, было пасмурно и сыро, все суетились и спешили поскорей добраться домой в переполненном душном автобусе, где воняет мокрой кожей и бензином. А Он стоял, отгородившись от всех невидимой преградой, засунув руки в карманы мокрого пальто.
В его мире тоже, наверное, плакало небо и ласкало холодными каплями потемневшие пряди волос, и точно так же было холодно, и легкий ветерок залетал к нему под рубашку и колол невидимыми иголочками чуть влажную от ливня кожу, по которой пробегали мурашки. Но это происходит где-то далеко, и даже не с Ним, а с кем-то чужим и далеким, кто умеет любить, может страдать, кому есть что вспомнить вот в такой момент жизни… Происходит с кем-то, кем был Он вчера, три дня, месяц назад, но не сейчас, Боже, не сейчас! У Него нет прошлого, нет будущего, нет ровным счетом ничего. Как будто во сне… Сон, который все никак не кончается…
Холодные капли разбивались о горизонт но миллиарды слепящих песчинок, о блеска которых слезились глаза. Это была трагедия одного человека, и этот человек сгибался пополам от жестокой душевной боли…
Он в отчаянии, полном нежелании думать, забываться, жить, умирать еще раз шагнул. Упал. Увидел искаженное отражение своего искаженного лица в луже – и ударил! Ударил со всей силы по поверхности воды, так, что брызги взорвали воздух, захлестнули Его и без того мокрое лицо жидкой грязью повседневности, а он плакал! Он все плакал, как будто не было у Него других дел на свете, кроме плача! В который раз Он исторгал из своей души стеклянное чувство надежды, разбившееся на мельчайшие осколки, царапавшие глаза, сбивающиеся в ком в горле, который невозможно проглотить. Но чем больше слез полосовали своими маленькими лезвиями Его лицо, тем больше черной безысходности селилось внутри.